Дуга, тройка, поддужный колокольчик – такие русские понятия… Звон колокольчика лихой тройки как бы олицетворяет русскую удаль и волю. Недаром существовали легенды о происхождении почтовых колокольчиков от вечевых колоколов Новгорода и Пскова, символов свободы и независимости этих городов до их завоевания Московским княжеством.
Старинные колокольчики и бубенцы давно утратили свое функциональное назначение и превратились в произведения декоративно-прикладного искусства и предметы коллекционирования. Но по-прежнему волнует душу их мелодичный звон, словно напоминая о дальних дорогах…
Поддужные колокольчики
Обычай ездить со звоном относится к числу самых древних и распространенных на планете, в России же он приобрел особую популярность в связи с появлением троечной езды. Под звон поддужных колокольчиков лихие тройки влекли по российским дорогам курьеров, путешественников, почту.
Русская тройка стала использоваться для курьерских сообщений в 20-е годы XVIII века, а настоящую популярность приобрела еще через полстолетия. Одновременно с расцветом курьерской и почтовой езды на тройках возникла потребность в звуковых сигналах, которые были бы слышны на значительном расстоянии. Во-первых, сигнал был нужен, чтобы потребовать от пешеходов и других экипажей немедленно освободить дорогу. Ведь тройка, особенно курьерская, мчалась с большой скоростью, а правил дорожного движения тогда не существовало. Во-вторых, такой сигнал оповещал персонал очередной почтовой станции о необходимости своевременно подготовить смену уставшим лошадям, ведь курьеру мешкать нельзя.
В странах Западной Европы и Северной Америки в качестве звукового сигнала широко использовался почтовый рожок. Попытки привить российской почте рожок предпринимались и во времена Петра I, и позже, но окончились неудачей. Ямщики издавна предпочитали обходиться удалым свистом и громкими криками. Считалось даже, что лошади под молодецкий посвист бегут быстрее. Ямщиков наказывали штрафами и побоями, но это не помогало. Почтовый рожок так и остался лишь эмблемой российской почты.
Наконец, в последней трети XVIII века какой-то безвестный изобретатель придумал использовать в качестве сигнального средства маленький колокольчик. Удобное место для него нашлось сразу – дуга над головой коренника. Колокольчик туго привязывался к средней части дуги с помощью сыромятного ремня. Сам он был неподвижен, во время езды раскачивался язык (ударник), который бил по внутренней стороне стенки колокольчика. Колокольчик, подвешенный под дугой почтовой или курьерской тройки, стали называть поддужным или почтовым (ямским) колокольчиком.
Звон почтового колокольчика был слышен на расстоянии двух и более верст. Но это был не просто звуковой сигнал. Курьерам и пассажирам приходилось преодолевать огромные расстояния по бескрайним российским просторам. Приятный звон колокольчика скрашивал однообразие утомительной езды, которая нередко растягивалась на много дней. Поэтому звон почтового колокольчика был одновременно и сильным, и нежным. Преобладание одного из этих двух качеств давало основание называть звон либо ямским, либо малиновым. Кроме того, считалось, что благодатный колокольный звон отгоняет нечистую силу. Вот и подвешивали наши предки на конские дуги колокольчики, чтобы при их звуках бесы бросались прочь с дороги, не в силах помешать путешествующим.
Конечно, колокольчик можно было подвешивать под дугой любой русской упряжки, но именно при езде резвой тройки звон колокольчика становился наиболее ярким и выразительным. Езда на тройках с колокольчиками стала очень популярной в XIX веке. Иногда под дугой подвешивали два и даже три колокольчика, а в северной России – до пяти. Вслед за почтовыми появились и многочисленные частные тройки. Владельцы и наниматели таких троек тоже желали ездить со звоном – потребность в поддужных колокольчиках быстро росла.
Дар Валдая
Изготовление колокольчиков в России с самого начало имело кустарный характер. Кустарные предприятия были мелкими, но их было много в городах и деревнях страны. Общий объем производства достигал сотен тысяч колокольчиков в год. В этом производстве не существовало каких-либо стандартов, однако сохранялись определенные традиции. Опыт литья колокольчиков передавался от мастера к ученику. Существовали и семейные династии кустарей, в которых секреты мастерства переходили из поколения в поколение.
Почтовый колокольчик был миниатюрной копией большого церковного колокола, совпадая с ним по форме, конструкции и материалу. К XVIII столетию в России был накоплен четырехвековой опыт литья церковных колоколов. Были распространены и маленькие подшейные скотоводческие колокольчики. Этот богатый опыт был с успехом использован для изготовления почтовых колокольчиков.
Маленькие колокольчики, как и большие колокола, отливались из колокольной бронзы – сплава из четырех частей меди и одной части олова. Изредка вместо бронзы использовался дешевый чугун. Однако голос чугунного колокола был несравненно менее звонким. На бронзовый колокольчик часто наносился тонкий слой серебра. Посеребренные колокольчики назывались белыми, не посеребренные – желтыми. К концу XIX века вместо бронзы все чаще стали употреблять более дешевую латунь – сплав меди с цинком. Правда, и звон латунного колокольчика был не столь громким и приятным, как звон бронзового.
Ушко – выступ с отверстием для подвески колокольчика – отливалось заодно с колокольчиком. На внутренней поверхности крышки (плеч) находится петля – скоба для подвески языка из толстой железной проволоки, на ней свободно висит металлический язык. При раскачивании колокольчика язык ударяет по внутренней поверхности широкой части колокольчика (юбки) и вызывает колебания со звуковой частотой его стенки, которая в ударной части имеет утолщение. Язык делался из железа или медного сплава и имел разнообразную форму. Изготовлялся он с помощью ковки, литья или же из готовой толстой проволоки. Более крупные колокольчики обычно имели более толстые стенки. Лишь к концу XIX века с целью экономии металла стали выпускаться крупные колокольчики с тонкими стенками. Их звон был уже менее сильным и нежным. Толстостенные колокольчики назывались плотными, тонкостенные – обыкновенными. Наружная боковая поверхность колокольчика выполнялась гладкой (если не считать рельефных надписей и изображений, о которых речь пойдет ниже) или снабжалась гранями, покрывавшими поверхность частично или полностью.
Поддужные колокольчики были не такими уж маленькими. Наружный диаметр ударной части колебался в пределах от четырех до шестнадцати сантиметров. Относительный размер колокольчика в данной партии характеризовался номером. Чем больше номер, тем меньше размер. Самые крупные поддужные колокольчики имели номер 4/0 («четыре нуля»), самые мелкие – 8.
Центры литья колокольчиков обычно возникали на крупных почтовых трактах или на судоходных реках, пересекавших эти тракты. Родиной этого промысла стал город Валдай Новгородской губернии, поэтому поддужные колокольчики часто еще называют валдайскими. Валдай располагался посредине тракта Петербург – Москва, главной почтовой магистрали России. Другими крупными центрами этого промысла были города Касимов Рязанской губернии, Слободской Вятской губернии, Кунгур Пермской губернии, Тюмень Тобольской губернии, село Павлово Нижегородской губернии. Существовало и множество мелких центров литья колокольчиков.
К концу XIX века основной центр промысла обосновался в селе Пурехе Нижегородской губернии, находившемся неподалеку от места проведения знаменитой ежегодной Нижегородской ярмарки. Продававшиеся на ярмарке пурехские колокольчики расходились потом во все концы России. В Пурехе и его окрестностях действовало в разные годы до 10-15 литейных мастерских-фабричек и множество кустарных заведений. В мастерских-фабричках трудились по шесть-десять рабочих. Наиболее крупным было заведение крестьянина деревни Остапово Егора Спиридоновича Клюйкова, насчитывавшее до двадцати пяти рабочих. На семейных же предприятиях было занято всего по два-три человека.
Колокольный оркестр
Хороший звон считается основным достоинством поддужного колокольчика. Качество звона зависит от формы, профиля и размеров колокольчика, материала сплава, режима литья. Мастера обладали секретами, позволявшими изготавливать колокольчики с громкими и одновременно приятными голосами. Так как кустарное производство не было серийным, то почти каждый экземпляр имел свой собственный неповторимый тон и тембр. Это давало огромное разнообразие звуков. По звону колокольчика можно было зачастую определить владельца упряжки и даже изготовителя колокольчика.
Когда под дугой стали подвешивать два колокольчика и более, то старались их звучание сделать согласным. Номера, присвоенные колокольчикам, облегчали их подбор в созвучие. При подвеске пары колокольчиков больший из них, имевший более низкий звук, в народе называли «мужиком», а меньший, с более высоким звуком, – «бабой». При подвеске трех колокольчиков основной из них издавал басистый звук, а два меньших выполняли роль «подпевал», подобранных в тон к основному. В результате отчетливо слышались такие музыкальные интервалы, как квинта и терция. Именно такой ансамбль описал Лев Толстой в рассказе «Метель».
Однако колокольчики радовали не только слух, но и взор. В «Материалах по описанию промыслов Вятской губернии», изданных в 1893 году, говорится: «Медные колокольцы ценятся по весу, на взгляд и «по гласу». Многие мастера украшали свои изделия литыми надписями и изображениями.
Считается, что впервые на колокольчиках стали обозначать год изготовления в 1802 году. Именно этот год поставили на своих колокольчиках валдайские мастера Филипп Терской, Алексей Смирнов, Егор Лебедев и другие. Однако в коллекции автора статьи в декабре 2000 года появился колокольчик, надпись на котором свидетельствует, ччто он отлит в Тюмени в 1782 году.
Часто ставилось имя мастера или заказчика и место изготовления (город, село, деревня, уезд, губерния). Указание имени является весьма редким исключением из общего правила, согласно которому изделия народных промыслов обычно оставались безымянными. Благодаря литым надписям, оставленным мастерами на века, мы теперь знаем имена этих народных умельцев. Перечислять десятки и сотни имен в журнальной статье не представляется возможным, поэтому ограничимся лишь теми, которые встречаются наиболее часто.
В Валдае это Алексей, Иван и Никита Смирновы, Григорий и Иван Лебедевы, Алексей Чистюнин, Василий, Пелагея, Николай и Яков Усачевы, Василий и Андрей Нефедовы, Иван Пашков; в Касимове и окрестных деревнях – Влас Скарнеков, Иван Митюнин, Иван и Николай Кисловы, Александр, Евдоким и Макар Лабзёнковы, Евсевий Баранов, Иван и Агап Мазурины, Иван Мамонов, Иван Лёнин, Иван Кузнец; в Слободском – Лука и Илья Каркины, Василий Бородин, Михаил и Василий Макушины, Семен и Иван Шангины, Афанасий, Илья и Василий Катаевы, братья Поповы, Алексей и Василий Ситниковы, Василий Желваков; в Кунгуре – Петр Кожевников, Василий Святухин, Алексей Синцов; в Тюмени – Василий и Поликарп Гилёвы, Михаил Поляков, Яков Серебренников, Давыд Шапошников; в Павлове – братья Гомулины, Федор, Александр и Василий Рыженковы.
Особенно были известны мастера Пуреха и близлежащих деревень: Алексей и Федор Веденеевы, Макар, Федот, Михаил, Алексей и Иван Трошины, Яков Малышев, Козьма, Василий и Даниил Овечкины, Григорий и Павел Чернигины, Иван Скуров, Андрей и Иван Молевы, Алексей и Андрей Софоновы, Егор Клюйков, Андрей Бадянов, Григорий Тепленин, Федор и Василий Ведевы, Алексей Ерохин, Иван Мухин, Григорий Мошков, Ефим Манаков, Егор Макаров.
Очень интересы отлитые на колокольчиках всевозможные крылатые фразы, напутствия, пословицы, поговорки. Наиболее часто встречаются фразы: «Дар Валдая» (слова из популярной песенной строки), «Кого люблю, того дарю» (широко распространенная поговорка, обозначавшаяся не только на колокольчиках), «Купи, денег не жалей, со мной ездить веселей», «Купи, не скупись, езди, веселись», «В знак памяти дарю сей колокольчик», «Сдалеча весточку собою подавай», «Звенит – потешает, ездить поспешает», «Звону много – веселей дорога», «Кто колокол купит, тот счастлив будет». Эти надписи иногда отлиты с грамматическими ошибками. Трудно удержаться от улыбки, читая такие надписи, как «Звенит уныла пот дугой» или «Купи барин ни скупись со мной езди виселись». Были мастера, которые специализировались на шуточных надписях – особенно славился касимовский мастер Николай Кислов, которому принадлежат такие, например, «шедевры»: «Курычка бычка радила. А прасеночик яичка снес», «Пара нашему теленку волка съесть», «За Волгой москали траву косят».
Если колокольчик серебрился, то отливалась надпись «С серебром». Интересно, что со временем тонкий слой серебра разрушался, а литая надпись «С серебром» оставалась, что часто вводит в заблуждение наших современников по поводу химического состава сплава. Правда, иногда заказчик действительно требовал добавить серебро в медный сплав, наивно полагая, что это улучшит качество звучания, но в этих случаях отливалась надпись «По особому заказу с серебром».
Кроме надписей, отливались различные декоративные и сюжетные изображения. Широко применялся орнамент – различные розетки, готический лист, греческая пальметта, кресты, круги, жемчужная нить, сетка, а также звезды, маскароны, крабы. Излюбленным мотивом были орлы, среди которых преобладали одноглавые. Двуглавые орлы встречаются на колокольчиках реже, так как право на изображение государственного герба давалось в виде привилегии. И одноглавый, и двуглавый орлы, изображавшиеся на колокольчиках, обычно снабжались символами монаршей власти – короной, скипетром и державой. Часто изображался на колокольчиках святой Георгий Победоносец на коне, поражающий дракона копьем, реже – гербы городов, щиты, павлины, летящие птицы.
Мастера, изделия которых отмечались на всероссийских выставках медалями, обычно затем наносили рельефные изображения этих наград на тулово (среднюю часть) колокольчика. Лицевая (аверс) и оборотная (реверс) стороны медали отливались рядом. Главным объектом изображения на аверсе был император России (Александр III, Николай II), на реверсе – эмблема и наименование выставки.
Уже в начале XIX века появились, как уже отмечалось, многочисленные частные тройки и возникла мода ездить под звон колокольчиков. Но массовая езда со звоном вносила сумятицу в работу почтовой службы. Заслышав звон колокольчика, работники почтовой станции начинали срочно готовить лошадей для смены, как вдруг оказывалось, что едет не почтовая, а частная тройка. И наоборот, нередко почтовые работники оказывались неготовыми к приему почтовой тройки, полагая, что приближается «частник». Многочисленные жалобы почтового ведомства на любителей езды со звоном привели к тому, что российское правительство не раз в XIX веке издавало постановления, запрещавшие употребление колокольчиков частным лицам. Разрешение давалось только тем, кто служит на почте или в земской полиции, и лишь на время выполнения ими служебных обязанностей. Существовали и другие запреты на употребление колокольчиков. Так, при въезде в город их языки надо было подвязывать к дуге, чтобы не производить звоном излишнего шума. С этой целью язык колокольчика имел на конце отверстие для ремешка или был изготовлен в виде кольца. Правом безостановочного проезда через город со звоном в любое время суток пользовались только курьерские и фельдъегерские тройки.
В связи с появлением и бурным развитием с середины XIX века в России железных дорог конная почта и гужевой транспорт стали оттесняться с основных трактов на второстепенные дороги. Значение троек для дальних перевозок людей и грузов упало. Промыслам как ямщиков, так и изготовителей колокольчиков был нанесен удар. Особенно пострадало производство поддужных колокольчиков в Валдае, так как Николаевская железная дорога, связавшая Петербург и Москву, свела значение главного почтового тракта России на нет. Однако сохранилась и даже возросла роль троек для катаний на народных праздниках и свадебных гуляниях.
Запреты на употребление колокольчиков были отменены, поэтому спрос на поддужные колокольчики еще оставался, но удовлетворялся в основном мастерами Пуреха.
Однако во время Первой Мировой войны количество молодежи в деревнях резко сократилось, соответственно уменьшилось число свадеб, и троечная езда почти повсеместно прекратилась. Две революции 1917 года и последовавшие за ними гражданская война и разруха окончательно доконали езду со звоном. После некоторого оживления, вызванного нэпом, обычай ездить на тройках с колокольчиками вымер, сохранившись лишь в отдаленных сибирских деревнях.
Таким образом, эпоха поддужного колокольчика охватила всего лишь полтора столетия, но оставила незабываемый след в народной памяти. Всенародная любовь к тройке и колокольчику сделала их популярной темой в литературе, музыке, изобразительном искусстве, народном творчестве. Пушкин, Гоголь, Достоевский, Лев Толстой, Чайковский – образ тройки и колокольчика появляется в творчестве многих великих деятелей русской культуры. Песни о ямщиках, тройках, колокольчиках популярны в народе до сих пор.
В наше время под дугой уже не встретишь старинный колокольчик. Колокольчики – не современные сувенирные, а настоящие поддужные, заняли свое место в музеях и частных коллекциях, ведь это «осколки» старого дорожного быта нашей страны, маленькие памятники истории и культуры.
Ехали на тройке с бубенцами...
Как уже говорилось, российское правительство не раз в XIX веке издавало постановления, запрещавшие употребление поддужных колокольчиков частным лицам. Однако страсть к езде на тройке со звоном была столь велика, а привычка к такой езде настолько укоренилась, что частные владельцы и наниматели троек научились обходить правительственные запреты.
Примерно с середины XIX века на шеи всех трех лошадей стали надевать ошейники с укрепленными на них гирляндами бубенцов. Устройство бубенца в виде глухого полого шара не позволяло, в отличие от раскрытого колокольчика, извлекать сильный звук. Поэтому на бубенцы запреты не распространялись, и их можно было подвешивать в неограниченном количестве. Упряжные бубенцы, в отличие от поддужных колокольчиков, выполняли не столько сигнальную, сколько чисто художественную функцию – услаждать слух едущих, а также функцию «магическую» – разгонять встречных бесов. Отсутствие ограничений на число употребляемых бубенцов привело к тому, что из нескольких десятков бубенцов, подобранных по размеру, а следовательно, и по тону, стали составлять «гамму», то есть созвучную группу, производившую при езде ансамблевое звучание.
Конечно, бубенцы были знакомы человеку с древнейших времен. При раскопках в Новгороде бубенцы обнаружены во всех культурных слоях с X по XV век. Бубенцы имели самое широкое применение. Они прикреплялись к одежде людей, вешались на животных и ловчих птиц, подвешивались к различным предметам в жилых помещениях, к повозкам, к музыкальным инструментам, игрушкам.
В древнерусском костюме бубенцы выполняли роль декоративных деталей и пуговиц. Даже во второй половине XIX – начале XX века они не были редкостью и не только украшали одежду крестьян, но и служили оберегом, то есть защитой от злых духов. С этой целью бубенцы пришивались, в частности, к понёве – своеобразной шерстяной юбке у замужних женщин. Шутовское платье царского скомороха также снабжалось множеством бубенцов. Но наиболее широко бубенцы применялись при выпасе скота (их подвешивали под шею животному) и в конской упряжи. Упряжные бубенцы изготовлялись в основном из бронзы или латуни с помощью литья или штамповки. Иногда на бубенец наносился тонкий слой серебра. Как и в случае с колокольчиками, посеребренный бубенец назывался белым, а не имевший покрытия – желтым, и имел номер («меру») – от 4/0 до 22. Иногда встречались промежуточные (дробные) номера: 1 1/2, 2 1/2, 3 1/2. Номер характеризует относительный размер бубенца, причем в большинстве случаев, в отличие от колокольчиков, чем крупнее размер, тем больше номер, хотя были и исключения из этого правила. Абсолютные размеры упряжных бубенцов сравнительно невелики. Поперечный диаметр в основном укладывается в пределы от двух до девяти сантиметров.
Конструкция бубенца весьма проста. Внутри полого шара (иногда эллипсоида) свободно помещается металлическая дробина, которая при раскачивании или тряске бубенца выполняет роль ударника. В редких случаях внутрь бубенца закладывались две дробины. Корпус бубенца цельный или состоит из верхней и нижней половин. В первом случае бубенец отливался целиком (цельнолитой бронзовый бубенец). Во втором случае сначала отливались из бронзы или штамповались из латуни две половинки, а затем они соединялись между собой с помощью канта или пояска. Бронзовые литые бубенцы имеют толстые стенки, латунные штампованные бубенцы – тонкие. Их называли соответственно плотными или обыкновенными бубенцами. В верхней части каждого из них находится ушко для подвески. Иногда внутри бубенца укреплялся бубенец меньшего размера – такой бубенец называли двойным.
Характерной особенностью бубенцов является наличие в них отверстий («глазков») и разрезов, которые, обеспечивая вибрацию стенок и выход звука, придают бубенцу необходимые акустические качества и одновременно украшают его. Эти отверстия и разрезы создают весьма значительное разнообразие бубенцов. Разрезы, в количестве от одного до четырех, наносились лишь на их нижнюю часть. Что касается отверстий, то они проделывались как в нижней части (от двух до восьми), так и в верхней (от двух до четырех).
Упряжные бубенцы изготовлялись теми же мастерами-кустарями, которые отливали поддужные колокольчики. Однако в большинстве случаев какие-либо надписи или изображения на бубенцы не наносились. По этой причине точное время их изготовления установить трудно. Лишь незначительная часть бубенцов, изготовленных не ранее конца XIX века, снабжена надписями, указывающими имя мастера, место производства и номер. Свои имена, в частности, изредка ставили Егор Клюйков, Павел Чернигин, Андрей Бадянов и Иван Трошин (двое последних работали вместе). Все эти мастера жили и трудились в Пурехе или в его окрестностях. На ряде бубенцов имелись только номера. Особую группу составляют плотные цельнолитые бубенцы с надписями, выполненными латинскими буквами (TULA, S. PUP, VICTORIA, METAL). Эти бубенцы отливались в основном в местечке Заслав Минской губернии и в губернском городе Вильна и назывались «бубенцами на заграничный манер».
Упряжные бубенцы с помощью сыромятных ремешков укреплялись на специальных ошейниках, выполненных из черной юфти. Эти ошейники, называвшиеся арканами, надевались на шеи лошадей, застегивались на пряжку и прикреплялись ремешком к узде. Количество бубенцов на одном ошейнике было обычно нечетным (чаще всего 7, 9 или 11). Бубенцы на ошейнике имели разные размеры и по тонам подбирались в созвучие. Самый крупный бубенец размешался в средней части ошейника, то есть непосредственно под шеей лошади. Выше него симметрично располагались два одинаковых бубенца меньшего размера, затем пара еще меньших, и так далее. Иногда вместо центрального бубенца укреплялся подшейный (скотоводческий) или же так называемый сибирский (ступенчатой формы) колокольчик. Реже встречались ошейники с четным числом бубенцов. С внутренней стороны к ремню ошейника присоединялась подушка в виде полоски войлока, обтянутой фланелью или сафьяном. Внешняя сторона ошейника часто декорировалась металлическими украшениями. Ошейники с подобранными бубенцами, надетые на шеи всех лошадей тройки или другой упряжки (русской или дышловой), производили при езде эффектный звон.
Иногда на ошейниках укреплялись от пяти до девяти более крупных железных бубенцов типа подшейных (скотоводческих). Такие наборы обходились значительно дешевле бронзовых или латунных, но их звучание было, конечно, неизмеримо менее выразительным. Наконец, очень редко использовались чугунные литые бубенцы.
Изредка бубенцы укреплялись на ремнях узды у висков лошади, еще реже – на хомуте или дуге. Бывало и так, что маленькими бубенчиками окаймляли по краям седелку или укрепляли их внутри кистей, украшавших упряжь.
Обилие бубенцов в упряжи навело на мысль специально их подбирать в ансамбль, А когда запреты на применение колокольчиков были отменены, на тройках стали одновременно употребляться и бубенцы, и колокольчики. Их совокупный звон способствовал веселому, радостному настроению. Этот звон был по своему характеру совершенно неповторим и остался в музыкальной памяти современников под названием «ямской гармони». Бубенцы подвешивались не только к деталям конской упряжи. Так, в северной России крупные железные бубенцы прикреплялись к оглоблям одноконной повозки.
Крупные железные бубенцы с рокочущим голосом («воркуны») применялись и в российских обозах. Такой бубенец привязывался, скажем, к последним саням зимнего обоза. По звуку бубенца определялось, едут ли еще последние сани или же отстали и затерялись ночью или в пургу.
В настоящее время старинные бубенцы на ошейниках или в россыпи стали, как и колокольчики, предметами коллекционирования.
Седелочные звонки
Происхождение поддужных колокольчиков и упряжных бубенцов точно неизвестно. Что же касается седелочных звонков, то их появление четко зафиксировано. Первый патент на седелочные звонки был выдан в Америке в 1863 году. Эти звонки быстро распространились в других странах и прежде всего в России, где они стали весьма популярными.
Как следует из названия, седелочные звонки крепились к седелке лошади. В тройке использовались пристяжные седелки, поскольку звон у скачущей галопом пристяжной лошади получался более выразительным, чем у бегущего рысью коренника. К тому же седелка коренника занята двумя колодками, через которые проходит верхний чересседельник, так что места для размещения седелочных звонков практически нет. Кроме тройки, седелочные звонки укреплялись на спинах обеих лошадей парной дышловой упряжки.
Звон этих колокольчиков негромок, но чрезвычайно приятен. Недаром о нем говорили в старину «малиновый звон». Сами звонки были весьма красивы. По конструкции они представляли собой причудливо изогнутую раму, держащую два или больше звонков. Звучащая деталь седелочного звонка – металлическое (стальное или бронзовое) полое полушарие диаметр от 6-8 см с несколькими шаровидными металлическими (железными или медными) язычками, подвешенными внутри или вне полушария. Кстати, звонки с внутренними языками были известны даже до выдачи первого патента. Для крепления рамы к кожаной седелке обычно применялись пластинки с отверстиями для шурупов или заклепок либо упругая дужка с болтами и гайками.
Трех- и четырехзвонковые колокольчики украшались бронзовым орлом с распростертыми крыльями или бронзовой лирой, а также плюмажами из конского волоса.
Известно, что московские извозчики ездили с седелочными звонками еще в начале 30-х годов прошлого столетия. В музейных и частных коллекциях седелочные звонки встречаются крайне редко.
