Как-то утром мне позвонил знакомый конюх и сказал всего несколько слов, которые мгновенно испортили приподнятое настроение: “Вчера в прокате умер Алпан”. Сердце на мгновение сжалось от боли. Ох нет, только не это! Ведь я так мечтала увидеть его в нашей конюшне! Алпан был последним оставшимся в живых из карабахских лошадей проката на Московском ипподроме.
На всю большую конюшню школы верховой езды карабашек было всего четверо. Раньше я никогда не видела лошадей этой породы и, понятно, сразу полезла в справочник. Специалисты просветили меня, что это одна из старейших пород, достигшая своего расцвета в XVII-XVIII веках в Карабахском ханстве (на территории современного Нагорного Карабаха). Лошадки были невысокими, но крепенькими и исключительно нарядными, золотисто-рыжей масти. Между прочим, свою знаменитую на весь мир золотую масть донские кони унаследовали именно от карабахов. Но невысокий рост в конце концов привел породу к упадку: для армии требовались крупные лошади. Восстанавливать карабахов стали только после Великой Отечественной. В Азербайджане на Агдамском конном заводе началась работа по совершенствованию породы, возвращению ей былой нарядности и компактности с помощью прилития арабской крови.
Вооруженная знаниями, я начала с новым интересом вглядываться в наших карабашек. И все равно, на мой неискушенный взгляд, они все были на одно лицо - рыжие с белыми носами и ножками.
Но прошло две недели работы на конюшне, и я думать забыла о том, чтобы путать их. Такими яркими индивидуальными чертами, какими обладали карабашки, не могла похвастать ни одна другая лошадь. Даже их морды стали для меня сильно отличаться друг от друга. Маленькая рыжая голова с острыми лисьими ушками, озорные глаза, россыпь золотистых веснушек по белому носу - это Пшов. Огромные печальные глаза, нежно-розовый нос и подрагивающие губы - это Алпан. Его вид всегда создавал ощущение хрупкости, которое, кстати сказать, было весьма обманчивым. Вальяжный Гасан - самый солидный и основательный - всегда напоминал мне в этой четверке Атоса. Купец же, а попросту - Купчик, был похож на сардельку: мелкая голова и куцый хвост, а почти все место посередине занимало упитанное пузико.
Как ни странно, самой скандальной известностью на конюшне славился именно Купчик. Когда приходили его седлать, у конюхов каждый раз приключался сердечный приступ. Я поначалу не могла понять, в чем дело, но после многочисленных рассказов о рыжем мучителе и небольшой, но незабываемой практики в его деннике я истово примкнула к их братству.
Не сказать, чтобы у Купца было много извилин, но, поразмыслив, он пришел к выводу, что отведенный всаднику час езды на его рыжей спине можно существенно сократить, причем в свою пользу. Поседлать его было проще простого, но перед этим Купчика еще надо было поймать! Как только всадник открывал дверь просторного денника, его встречал толстенький круп и две задние ножки, одна из которых была приглашающе приподнята: “Заходи, дорогой, если посмеешь”. Некоторые, особо отчаянные, бросались в денник в надежде проскочить мимо зада и уцепиться за недоуздок. Не тут-то было! Коротенькие ножки стремительно разворачивали туловище вокруг своей оси, в результате чего смельчак уже удирал от Купца по периметру денника и с шумом вываливался за дверь.
Способы поимки злодея разрабатывались конюхами на “военном совете”, их были десятки, но большинство из них проходило с предприимчивым коньком всего один раз. Дольше всех продержались два варианта. Первый был рассчитан на смельчаков: конюх тычет в круп рыжего бандита метлой, а всадник в это время, пригнувшись, как под обстрелом, кидается в образовавшуюся щель и хватает Купца за недоуздок. Второй был менее опасен, но очень громоздок: два человека брали в руки длинную тяжелую скамью, стоявшую в конюшне, и оттирали Купчика от двери, прижимая к задней стенке денника. Всадник с уздечкой в руках стоял наготове.
Как-то, переведя дух после очередной баталии в деннике Купчика, я решила: все, хватит! Надо искать способ его перехитрить. Неужели в битве двух интеллектов мой окажется слабее? И я стала наблюдать за конем. Очень скоро обнаружилось, что он гоняется за всадником только по часовой стрелке, сгибаясь в левом боку. Тогда я еще не знала, что у лошадей от природы боковое сгибание влево развито лучше, чем вправо, и на свободе лошадь всегда предпочтет свернуть налево. Мне стало интересно: а погонится ли Купец за мной в другую сторону? Собравшись с духом, я стрелой влетела в денник и проскочила к голове коня справа. Только повиснув на недоуздке, я сообразила, что мой маневр поставил его в тупик. Угостив и огладив карабашка, я вышла из денника и через полчаса рискнула повторить попытку. Успех! Скажу честно, я ни с кем не поделилась своим секретом. Так приятно иногда выглядеть смелее всех... А Купчик так и не нашел контрприема на мою хитрость.
Во время работы в манеже наступал звездный час двух других карабашек, Алпана и Пшова. Наблюдать за ними было сплошным удовольствием. Коротышка Алпан обожал пугать больших лошадей. Представьте себе: смена спокойно идет галопом по кругу, и вдруг какой-нибудь здоровенный конь шарахается в сторону, сбрасывает всадника и убегает. Чего эта махина испугалась? Оказывается, на очередном повороте крошка Алпан нагоняет идущую впереди лошадь, зажимает уши и начинает громко скрежетать зубами: не захочешь - испугаешься.
Пшову нравилось таскать всадника по всему манежу, причем он начинал резвиться еще при посадке. Пока человек находится возле его левого плеча, собирает повод, конь стоит, как ангел. Но как только всадник вставлял ногу в стремя, Пшов начинал вертеться вокруг него как заведенный, не давая сесть в седло. Не любил веснушчатый непоседа и чинно ходить в смене.
В отличие от остальных карабашек Гасан был спокойным и уравновешенным. Нет, он тоже имел вкус к игре, но был более ответственным и толковым. Если об остальных я вспоминаю с улыбкой, то о нем всегда думаю с грустью. Ему очень не повезло, он погиб молодым, и произошло это на моих глазах.
Дел на конюшне в тот день было много, и я почти не смотрела на манеж. Когда у меня выдалась свободная минутка, я все-таки выглянула: лошади шалили вовсю - после выходного дня они были полны сил и энергии. Вместе со всеми подыгрывал и Гасан. На нем сидела неопытная всадница, которая совсем растерялась. Кто-то шумно встал на трибуне, и кони снова бросились врассыпную. Гасан метнулся в угол между трибуной и стенкой. Дальше все произошло в одно мгновение: девочка резко свернула Гасану поводом голову, пытаясь вытащить его из угла, конь рванулся назад и внезапно упал. Больше он так и не встал. Прибежавшая из лазарета ветврач неуверенно сказала, что это похоже на перелом тазобедренного сустава. Я похолодела от ужаса: даже моего небольшого опыта было достаточно, чтобы понять - это смертный приговор. Мы перетащили Гасана в ближайший денник. Всю ночь я не могла спать, то и дело подходила к нему, а он лежал и плакал. Я плакала вместе с ним, бессильная помочь.
Больше жизнь меня с карабахскими лошадьми не сводила, да и вряд ли сведет. Нагорный Карабах долгие годы был и остается местом военных действий. Но так хочется верить, что на зеленых горных лугах пасутся еще табуны золотистых карабашек, не ведающих о людских распрях и своей судьбе. Ведь тогда останется надежда, что веселое рыжее существо заглянет и в двери нашей конюшни.
::author::
Рисунок Юрия Станишевского
