Галопом по Танзании

Хемингуэй видел те места зелеными... В июле, африканской зимой, холмы Танзании золотистые-серые, ветрено-звонкие, слоны на них ясно видны километров с двух антикварными, с бронзовой прозеленью фигурками. Только протяни руку - и забирай себе «сувенирчики». Так чудится издали...

А знаете ли вы, как разворачивается мощный вожак слоновьего семейства, когда вдруг почует сзади всадника? Именно всадника, а не машину с «цивильными» туристами или просто пешего, запахи которых для него, видно, не так тревожны. Поворачивается он почти в мгновение ока, не грузным поворотом туши по кругу, а вокруг своей оси. Как танк: одна «гусеница» вперед, другая назад. И все - уши в развес, лобешник тараном, бивни вилами. Замер, следит - теперь стой, не дыши. Или живо уматывай - слон же африканский, а не добродушный индийский.

И вот тут печенкой, хребтом, желудочками сердца чуешь звонкий гул опасности, вселенскую дрожь Жизни, какую... нет, никогда не пробудит в тебе ни пешее, ни авто-сафари. Только лошадь способна пробудить во всаднике эту инстинктивную, стайную «дрожь генов», эту энергию гона на выживание длиною в миллионы лет. Уши торчком, ноздри «навыкате» и дрожь волнами, от голеней до крупа... Терпит, готовая - только дай! - дернуть сломя голову по зарослям колючего буша. Ее вселенская дрожь, она теперь и твоя - сам невольно, в резонанс, уши кверху тянешь, ноздри раздуваешь... Кому как, а для меня - самый кайф, ради которого и стоит отправляться на конный маршрут туда, где слонов, как орехов, немерено, и жирафы - вроде телеграфных столбов вдоль дорог.

Места знать надо

Kilimanjaro Ride... Несомненно, один из самых эпических и разнообразных по ландшафтам (и впечатлениям!) конных маршрутов. Покрывает он сложной петлей уголок Танзании, заповедный не по статусу, а по координатам. Справа там, если стоять лицом на север, высится поодаль Килиманджаро, почти всегда затянутая тучами до самого «подола». Лишь на рассвете или на закате, бывало, зарозовеет вершиной - красотища неземная!

Немногим ближе и пониже тоже священная по всем статьям Меру, на вершине которой вечно курят облачко местные духи. Позади - кишащие живностью национальные парки Озеро Маньяра и Тарангир, по левую руку - вообще невиданная экзотика знаменитых на весь мир Серенгети и кратера Нгоронгоро. А впереди, тоже совсем близко, - со всеми своими чудесами Кения, откуда от Найроби до туристической столицы Танзании, Аруши, ведет, в общем-то, единственная цивилизованная дорога. При желании и возможности нетрудно устроить себе эффектное приложение к маршруту, что я и сделал, перед отъездом посетив затерянный мир Нгоронгоро.

Сам же район конного сафари интересен, во-первых, тем, что по нему проходят пути массовой миграции слонов и другого зверья, имеющих «постоянную прописку» в заповедных угодьях Амбосели (это на территории Кении), а во-вторых, что здесь деревнями и хуторами обитают масаи «настоящие», а не те лубочные, у которых едва не все дела - попрыгать за деньги перед туристами.

База маршрута - ферма Уто (Uto Farm), маленький колониальный рай... Едешь-едешь по дороге или приближаешься на лошади по бездорожью, вокруг нищета, засуха и пылища зимняя - и вдруг за холмом открывается зеленый тенистый оазис весь в цветах, а в нем - все, что надо для простого европейского конника. Стилизованные африканские хатки с пристойным евросанузлом, ужины со свечами и конюшни с чистокровными верховыми. В ряду разбросанных по миру конных баз тянет, по-моему, на твердую «четверку с плюсом», а то и на всю «пятерку».

О лошадях и людях

Белые хозяева оазиса Уто - два брата и сестра с экзотической фамилией Шовсбо и столь же загадочным происхождением. Про себя они сказали так: «Мы - англо-датско-аргентинская семейка». Понимай, как хочешь.

Само собой, одним из первых вопросов при знакомстве был: «А какие у вас тут лошадки?» «Как какие?! - удивились Том, Ян и Лисбет. - Чистокровки». Признаюсь, по южноафриканскому опыту, о котором я уже рассказывал в одном из предыдущих номеров журнала*, верилось с трудом. Ладно, думаю, если полукровки...

По приезду на ферму полагался привал, а потом индивидуальный подбор лошади, «присидка» на плацу, покрытом заросшими кочками, то есть «приближенном к боевым условиям». Поспав с дороги в своей хижине и толком продрав глаза уже у ограды плаца, я слегка опешил: на него выводили статных, даже роскошных английских лошадок - как на подбор рыжих, молодых и явно застоявшихся. Я уже привык в прошлых походах, что сначала вся группа садится в седло, ездит с гидом часок по округе, потом все прикидывают, как и что... А тут намечался, типа, зачет... Хозяева устроились рядком, как экзаменационная комиссия, и стали скептически посматривать, кто на что горазд.

Чтобы вы поняли смысл дальнейшего сюжета, мне придется расколоться. Ездок я проблемный, из «инвалидной команды», с травмой по левому борту: правлю, извините за каламбур, только правой, левый шенкель слабее и «медленнее» правого, а голеностопный сустав жесткий, поэтому езжу галопом без стремян, иначе выкидывает. Отсюда и ограничения: лошадь я себе подбираю спокойную, терпеливую и уже немало повидавшую на своем веку, только такая и способна быстро взять в толк мои причуды...

Как-то я сначала постеснялся занудно объяснять свои проблемы, и мне подвели веселую и горячую трехлетку Танго. Имя свое она оправдала полностью: повела сама, потанцевала со мной, как хотела. На просьбу дать «кого-нибудь полегче» я получил Queen - Королеву - мощную кобылу, которая первым делом мягко, но безудержно потащила по плацу, нарезая один круг за другим. Тормозя ее в углах, я думал, что, пожалуй, пары дней хватило бы, чтобы с Queen спеться, но тут где их взять?..

Хозяева все поняли без объяснений. Один из братьев, Том, он же ведущий группы, подошел и тихо сказал: «У нас есть для тебя то, что надо: умный, легкий и спокойный».

«То, что мне надо» оказался мерином Мартином, и этим выбором я мог по праву гордиться: всем достались рыжие, мне одному - светло-серый, к тому же наполовину араб и, по сравнению с чистокровками, старый опытный «солдат». «Ну и ладно, не выпендривайся, - подбодрил и я себя, - за страну есть кому постоять». Два моих соотечественника, которых я привел за собой на это сафари, были сильными конниками, годными к строевой. Остальные же участники группы представляли Англию и США. И среди них было на кого равняться: из Калифорнии приехала конница с воинственным именем Зена и... детским церебральным параличом. Обходясь без подпорок, она передвигалась по суше, как выброшенный на берег дельфин, зато в седле явно чувствовала себя дельфином, вернувшимся в родную стихию.

Итак, группа собралась многочисленная - двенадцать человек - и на удивление разнокалиберная: четверо конников с серьезной подготовкой, столько же «середнячков», солидная супружеская пара пенсионного возраста и два, считай, продвинутых инвалида. Я даже взгрустнул, решив, что темп будет вялый, раз народу так много, ведущий наверняка станет оглядываться на слабых. Но жестоко ошибся. Кто бы знал, что нас ожидают скачки с выбыванием и натуральный естественный отбор по законам саванны!

И пыль, и зебры, и любовь

По сложности Kilimanjaro Ride квалифицируется как маршрут уровня С-С+. Недалеко до предела для любителей. В аннотации заявлено: шесть-семь часов в седле ежедневно и «темп умеренный до быстрого, с длительными рысью и галопом». К обещанию невиданных красот и мира животных прилагается предупреждение, которого я в рекламе других маршрутов не встречал: «В пути полно колючек, нор и пыли». Если к этому набору не отнестись заранее как к эксклюзивному приключению, лучше на райд не соваться: по всем трем пунктам было «уплочено-получите»...

В густой пылевой завесе, что поднималась при галопе, тем, кто вроде меня с Мартином, отставал, случалось, не видно было ни зги. Но как ни странно, эти пыльные скачки сами по себе остались воспоминанием отнюдь не менее ярким и даже радостным, нежели гонки вроссыпь за зебрами и антилопами или чинные прогулки со слонами. Пожалуй, самым сильным впечатлением и оказалась та бешеная скачка за табуном зебр по редкому бушу, в которой, как в фантастическом коктейле, этих полосатых, а заодно колючек, нор и пыли было намешано в равных пропорциях.

Близился вечер, все кругом золотилось под бирюзовыми небесами. На шестом часу езды задор наш поугас, мы двигались в смену ровно, довольно понурой рысью, осторожно объезжая высокие колючие кусты и кактусы. И вдруг впереди живо запестрело - табун зебр, не почуяв всадников, подпустил нас совсем близко. Пустились наутек они разом - аж в глазах зарябило! Первая четверка всадников на крепких жеребцах и кобылах сорвалась следом и канула в туче пыли. Объехать тучу - ни так, ни сяк: слева и справа кустарник плотный. А догонять надо! Я нырнул на скаку в белую мглу - и...

...Как чуял старый Мартин препятствия, ума не приложу, но только он в этом слепом сафари-слаломе успевал отскакивать в сторону, казалось, за метр за миг до того, как перед глазами тенью возникала жуткая колючая масса. Тут уж не до зебр - я уперся глазами в землю, «взяв на себя» коварные норы. И вдруг... Кто это несется рядом в полосатом купальнике?! Ух ты, отставшая от своих зебришка!.. Каждому из нас хотелось проскочить вперед - и так мы с ней бок о бок, ноздря в ноздрю, чесали наперегонки метров двести по колючему лабиринту, пытаясь скорее выскочить на свет и волю...

Почти на самом «финише» Мартин угодил-таки передними в нору, хорошо, что не глубокую. Наверно, я проворонил, пялясь на зебру. Нора в тех местах - это как будто попадаешь на хитрую мину: глухой хлопок, провал и мощный, с напором, фонтан в лицо. Как взрыв на минном поле, попадание в нору смотрелось нередко и со стороны. Хлопок и плотное облако бурой пыли - в нем всадник, бывало, исчезал почти целиком. Потом из оседавшего облака появлялась испуганная лошадь, и оставалось только дождаться канувшего в пыль и траву ездока... Мне просто повезло, а, может, передалась интуиция Мартина. За миг до происшествия я слегка откинулся назад, и Мартин, угодив в дыру, разом рванулся вверх. Зебра пропала. Мы перевели дух, шагом двинулись туда, где было светлее, и вскоре смогли отдышаться на чистой полянке.

Стояла тишина, группа где-то растворилась. Мартин попрядал ушами и стал жалобно ржать, зовя своих. Вскоре боевой костяк группы появился со стороны заката. О, это были классические кадры из голливудского вестерна: желтовато-белесая, пропитанная светом пелена - и в ней темные силуэты всадников в шляпах с широкими полями! Когда «негативы» проявились полностью, лица конников мало отличались по цвету от тона силуэтов. Кое у кого вместо рукавов торчали клочья ткани.

По части колючек больше всего «повезло» маленькой хрупкой Рут, балерине из Северного Девона. Это случилось вечером, на третий день маршрута, во время нашего самого лихого и самого роскошного галопа. Мы тогда вышли на идеальную, как стол, равнину с прекрасным грунтом и очень низкой золотой травкой. Дул сильный и очень свежий боковой ветер, все вокруг на закате будто искрилось. Маячил вдали и словно плыл по воздуху, лениво перебирая ногами, жираф, а немногим ближе темной тучкой клубилось стадо антилоп гну. Том дал команду «галоп» - и четверка лидеров почти сразу оторвалась от остальных на полтораста метров, а вскоре почти на километр. Уже не тщась угнаться за ними, я просто скакал в свое удовольствие, наслаждаясь пейзажем и ветром. Вдруг позади послышался крик Айрин, работавшей на ферме Уто конюхом и на маршруте всегда замыкавшей группу: «Стоп! Стоп!» Заозиравшись, я увидел лошадь, мчавшуюся без всадника, со стременами вразлет.

Пока до самых шустрых дошло, что сзади что-то случилось, пока все собрались, минуло минут десять. Потом еще минимум столько же мы всей группой разыскивали бедняжку Рут, недоумевая, куда она могла пропасть на абсолютно ровном и чистом просторе. И только приблизившись к перелеску, окаймлявшему равнину с одной стороны, мы расслышали тихий жалобный зов, такой писк птенца... Тот коварный куст весь расстилался по земле, и только если очень постараться, его можно было разглядеть метров с десяти. Лошадь Рут, увидев его прямо под ногами, резко дернула в сторону, и девушка, вылетев из седла, вся завернулась в эти злющие ветки-усы, как в бухту колючей проволоки. Чтобы выковырять ее оттуда, ножами разрезая ветки, потребовалось еще минимум четверть часа.

Бедняжка сошла с маршрута, переезжая потом на грузовом джипе от одного палаточного лагеря до другого. К тому моменту уже выбыли пожилые супруги: дама серьезно упала, а ее мужа, продержавшегося в седле еще полтора дня, разбил радикулит... Я успел порадоваться быстрому темпу движения, но постепенно меня стало одолевать некое смущение, даже ревность. Уж больно резво уносился каждый раз Том со своими «любимчиками». На иных маршрутах, помнилось, ведущие вроде как старались пасти группу внимательней. Что-то тут было нечисто... И точно! Вскоре картинка прояснилась.

Среди нас была крутая девушка с пером в шляпе - бельгийка по имени Анник, живущая в Лондоне. Она выбрала себе самого горячего молодого жеребца, который просто шагом и рысью вообще не ходил, а будто отрабатывал в быстром темпе элементы выездки. Держаться позади кого-то он тоже не мог, так и гарцевал у всех перед глазами, а главное, перед самым носом у Тома. Анник почему-то не взяла перчаток и порой, на привалах, жаловалась, показывая потертые до волдырей пальцы. Понятное дело, при команде «галоп» ее жеребец срывался, как «феррари». Обгонять ведущего по правилам запрещено, и Тому вроде как ничего не оставалось, как только играть по-азиатски в «догони девушку». Так красавец Том Шовсбо и «попал». Их с Анник конно-полевой роман развивался с тем же ускорением, что и наш гон по маршруту. Вот такая романтическая история...

...Вечером, накануне окончания маршрута, мой Мартин, как только я спешился и стал снимать седло, вдруг подогнул колени и повалился на бок. Я думал, он просто хочет в пыли поваляться, а он вдруг ножки вытянул и так вздохнул, что у меня внутри все оборвалось. Подбежал негр-грум, подбежал Том... В итоге Мартина погрузили в машину и увезли на ферму. «Ты уж извини, - упавшим голосом сказал Том. - Дальше придется на другом...».

Когда мы вернулись на базу, Мартин лежал во дворе, подоткнутый сеном и накрытый одеялами, из глаз у него, представьте себе, тянулись дорожки слез... Он прожил еще сутки... Звучит страшно банально, но, честное слово, я будто потерял близкого друга. Том пытался мне перевести диагноз, поставленный местным ветеринаром, но я, честно говоря, так и не понял, отчего умер Мартин... В Москву возвращался совершенно потерянный. Потом, конечно, отлегло, отпустило... Только осталось на душе несколько строк, куда ценнее всех привезенных из Африки сувениров и экзотических впечатлений...

Сергей Смирнов

Фото автора и Яна Шовсбо