Посвящается всем корреспондентам, писателям и переводчикам, пишущим о том, в чем ничего не понимают.
|
…Обниму колени твоего коня – Зарыдаю горькими слезами. (Строчка из романса) |
Ипатий Мокеич Бабусин затянул потуже супонь и сел на брошенный кем-то шпрингартен, перекурить. «Да, – подумал старый жокей, – заезд сегодня тяжелый будет – вон солнышко-то как печет. Эх, только бы гуж не развязался, как в прошлый раз». Он еще раз придирчиво осмотрел упряжь, поправил съехавшие набок удила и на всякий случай потуже затянул мартингал. «Ну, вроде все. Господи, спаси и сохрани!» Подозвав конюшенного мальчика, Мокеич с его помощью, кряхтя, забрался в седло. «Напоить-то не забыл?» – забеспокоился вдруг. «Не, Ипатий Мокеич, напоил! А как же – два ведра выдул конечек ваш, – заулыбался конюх, вышедший проводить заслуженного жокея, – все как положено». Успокоенный Ипатий уселся поудобнее, протянув руку, почесал у коня между ушами и тронул вожжи: «Н-но, пошел!» Застоявшийся конь рванул с места резвым шагом и звонко зацокал новыми, только утром приделанными подковами. Конь двигался пружинисто, высекая шипами специальных скаковых подков искры из асфальта.
До старта оставалось чуть меньше десяти минут, поэтому надо было торопиться – скачки опозданий не прощают. Подъехав к месту старта и заняв свое место, Ипатий с интересом стал разглядывать участников заезда. В основном это были молодые незнакомые лица и лишь с краю, у самой бровки, он заметил своего извечного конкурента, мастера-наездника Опанасенко. Тот сидел развалясь в своем импортном седле и задумчиво поигрывал таким же импортным скаковым бичом с большой кожаной нашлепкой на конце. «Спокоен черт, – с восхищением отметил Бабусин. – Вот что значит старая гвардия! Хоть и на пенсии давно, а все равно в седле сидит крепко. Не то что сосунки малолетние, подпругу завязать толком не умеют!» И действительно, у всадника справа, с номером девятнадцать на красном камзоле, подпруга еле-еле держалась. «Поскачет – точно потеряет! – подумал, но ничего не сказал. – Одним конкурентом меньше!»
А тем временем стартер поднял флаг и скомандовал: «Приготовиться!» По спине Мокеича привычно побежали предстартовые мурашки, некстати припомнился родной завод «Красный Слесарь», откуда он еще мальчишкой, простым слесарем, бегал в обеденный перерыв смотреть на лошадок, и как сам Буденный, приехавший на ипподром в гости, заметил его в кустах и предложил сесть на лошадь. И как потом Семен Михайлович долго смеялся, когда лошадь, прежде чем ее остановили, проскакала два круга по ипподрому и пришла первой в заезде для молодых лошадей, вот только Ипатий выпал из седла на первом же скачке лошади и, застряв ногой в стремени, так и финишировал. «Да, были времена!» – вздохнул Мокеич.
…Крик стартера и отмашка флагом слились в единое колебание застывшего перед стартом воздуха, лошади рванулись из раскрывшихся створок и поскакали аллюром. Пыль взметнулась к небесам, в двух шагах не видно ничего! «А туда ли я еду? – забеспокоился Бабусин, замешкавшись на старте и теперь пытаясь догнать ушедшую вперед плотную кучку молодых жокеев, возглавляемую опытным Опанасенко. – Ладно, лошадь не дура – сама знает, куда ей бежать!» И вот через несколько мгновений бешеной скачки впереди замаячили хвосты отставших взмыленных коней. Они быстро перебирали ногами в галопе, пытаясь догнать ушедших вперед фаворитов, но тщетно! Сказывались недостаток опыта и тренировок, подготовка скакунов тоже оказалась не на высоте. Ипатий обходил аутсайдеров одного за другим. Отрыв основной группы, состоящей из двух незнакомых молодых жокеев и Опанасенко, был уже незначительным. Видно было, что кони их притомились и тяжело дышали широко открытыми ртами. Бабусин с удивлением заметил на спине одного жокея номер девятнадцать. «Надо же, скачет еще!» – мелькнула мысль и пропала, потому что конь девятнадцатого номера со всего маху наступил на развязавшуюся подпругу и кубарем, разрывая на себе упряжь, полетел в кусты шиповника, огораживающего скаковую дорожку. Только подковы сверкнули! Отвлекшись, Мокеич не заметил, как проскочил последний столб и вышел на финишную прямую. От победы его отделяло несколько сот метров и два наездника, чьи сгорбленные спины и руки, напряженно взмахивающие шамбарьерами, виднелись впереди в клубах густой пыли.
Третьим, оно конечно тоже неплохо, но Ипатий Мокеич привык быть первым, и хоть это не всегда удавалось, тем не менее привычка – дело хорошее. Сейчас, именно в эту минуту, все зависело от многодневного титанического труда, предваряющего саму скачку. Все – и отборный овес, и покупная родниковая вода, и кондиционер в деннике, и ежедневная чистка экологически чистыми антистатическими щетками, и опилки красного дерева в подстилке денника, и многое, многое другое, вложенное в коня, как в буквальном, так и переносном смысле, все это должно было обеспечить победу в сегодняшних скачках. «Выручай, родной! – мысленно обратился знатный жокей к коню. – Вывози, милай! Н-но!» Казалось, рысак услышал мольбу седока, за его спиной будто выросли крылья! Огромными скачками он стал приближаться к вырвавшимся вперед спортсменам и, когда казалось, что все, проигрыш неизбежен, конь вдруг сделал могучий прыжок аллюром, обошел молодого жокея, затем настиг уже возомнившего себя победителем Опанасенко и в неудержимом порыве закончил скачку, порвав финишную ленточку широкой грудью. Трибуны взорвались криком и аплодисментами, приветствуя победителя. А победитель, сидя на взмыленном, тяжело дышащем после трудной скачки жеребце, скромно улыбался. Запыленное усталое лицо его прочертили две полоски слез – то ли радости, то ли просто выжатые из глаз ветром стремительной скачки…
Специальный корреспондент Г.Г.Морилкинд, специально для журнала «Лошади Ух-Рюпинска», очерк с Государственного Ух-Рюпинского ипподрома.
