Пир для очей

Персидская миниатюра - богатейший пласт мирового культурного наследия. Гармония линий, стройность композиции, яркие чистые краски, удивительная декоративность, утонченность, по выражению одного из востоковедов, «граничащая с извращенностью», - и все это лишь иллюстрации к сюжетам, давно ставшим мировой классикой. Цари, герои, их возлюбленные - и едва ли не на каждой второй картине рядом их верные кони.

Персия - страна древней конной культуры, где к лошади испокон веков было самое трепетное отношение. Древние иранцы коня обожествляли. Да и сама страна располагалась в непосредственной близости от древнейшего очага культурного коневодства. Мидийское и Парфянское царства платили Персии дань своими лошадьми. Конное богатство древней Персии позволило ей впервые в мире создать почтовую гоньбу и тяжелую конницу - последняя на древних полях сражений была эквивалентна бронетанковым войскам современности.

Неудивительно, что образ коня нашел самое широкое отражение в древнеперсидском искусстве. На монументальных рельефах и стенных росписях, изображающих сцены царских охот, лошади отважно влекут колесницы прямо на разъяренных львов. Позже, после завоевания Персии Александром Македонским и распада ее на ряд эллинистических государств, изображения лошадей не исчезают, но, наоборот, появляется большее разнообразие сюжетов. Любопытно, что количество изображений колесниц уменьшается, а всадников - возрастает. Росписи из Дура Европос, города на Евфрате, представляют нам воинов-катафрактариев, а геммы из этого же города изображают охотящихся всадников. На рельефах и роскошных серебряных изделиях сасанидского Ирана всадники - цари и вельможи - охотятся, заключают договоры, общаются с божествами, которые, опять-таки, являются им верхом.

Истоки

Юноша с лютней. Шараф аль-Хусайни аль-Йазди, 1594-1595 годы

В середине VII века в Иран вторглись арабские завоеватели, которые принесли с собой новую религию. Они столкнулись с древней и мощной культурой, подавить которую не могли, да, наверное, и не хотели. При новых правителях стенная роспись не только не исчезла, но, более того, заняла господствующее положение в изобразительном искусстве и оказывала влияние на книжную миниатюру и роспись керамики.

Иноземные завоеватели, смена правящих династий - все это, несомненно, накладывало свой отпечаток и на художественные традиции. При монголах, захвативших Иран в XIII веке, искусство миниатюры постепенно выходит на первый план, подчиняя себе монументальную живопись. В конце XIV века Иран вошел в состав империи Тимура Самаркандского. Тимуриды - завоеватели и чужеземцы, как и монголы - стремились представить себя как законных преемников персидской наследственной власти, поэтому они ориентировались на персидскую культурную традицию. Невероятно возрастает значимость книги, а, следовательно, и книжной иллюстрации, которая становится главным видом изобразительного искусства. В выборе сюжетов для миниатюр просматривается тенденция к возвеличиванию прошлого страны, восхвалению древних царей и героев. Да и в самих иллюстрациях - множество деталей, скопированных из древнего искусства Ирана: например, вершины гор отмечены золотом, в точности как на серебряных сасанидских блюдах.

Надо сказать, конные традиции древнего Ирана были с пониманием восприняты завоевателями. На этой благодатной почве расцвело и пиететное отношение к лошади арабских и монгольских завоевателей. Среднеазиатская коневодческая культура, привнесенная всадниками Тимура, только упрочила почитание коня.

В миниатюрах тимуридского периода очень точно передается воинское и конское снаряжение. Любопытно, что лошади от носа до кончика хвоста защищены доспехами: это намек на то, что конница тимуридского Ирана - прямая наследница древнеперсидской тяжелой кавалери. Такое указание на древность, и соответственно, легитимность власти должно было радовать сердца коронованных заказчиков.

При династии Сефевидов, в XVI-XVII веках, восприятие миниатюры как иллюстрации меняется. Художники уже не просто следуют за текстом, переводя сюжет в изображение, но пытаются передать смысл, идею произведения. Миниатюры этого времени более повествовательны. Вместе с тем в них появляются утонченность и красочная декоративность. Сложные многофигурные композиции вырываются за рамку на поля рукописи, украшенные тонким золотым растительным узором.

Появляется живопись на отдельных листах. Отделившись от книги, миниатюра превращается в самостоятельный вид искусства. Художники изображают знатных молодых людей и их слуг во время отдыха, уделяя внимание не передаче портретного сходства, а изысканным костюмам, изящным позам и жестам. Одними из самых популярных сюжетов становятся изображение всадника (принца) и музицирующего юноши с лошадью.

Золотая ветвь

Битва Ноуфаля с племенем Лейли. Миниатюра из рукописи "Хамсе" Низами, 1541 год

В XIV веке судьба Ирана постигла и Индию: полчища Тимура вторглись на земли индийских княжеств. От Железного Хромца ведет свое происхождение династия Великих Моголов. Завоеватели принесли в захваченные земли свою религию, законы и искусство. Так зародилась могольская миниатюра - золотая ветвь на пышном древе персидской миниатюры.

Могольская миниатюра была тесно связана с книгой, ею иллюстрировались главным образом дневники и мемуары правителей. Роль художника не ограничивалась только созданием иллюстраций, а расширялась до значения летописца и хроникера в изобразительной форме. Художники нередко сопровождали правителей в походах. Заказчик требовал точного и подробного отображения в живописи действительных фактов и событий, их главных участников, и могольские миниатюристы стремились к реалистической трактовке сюжета.

Точность изображения была настолько высока, что мы можем судить не только о составе войска, но и снаряжении каждого отдельного всадника. В ряде специальных наставлений хорошо проиллюстрированы атаки тяжелой конницы с пиками, где даже дается «раскадровка» движений. Благодаря этой точности изображения мы можем оценить и разнообразную технику удара пикой, которая вовсе не сводится к простому «торканью», и использование в бою различного вооружения. Например, судя по могольским миниатюрам, с пиками в бой шел не весь отряд, а лишь первые ряды всадников. Остальные, даже имея полное защитное вооружение и чалдар (конские защитные покровы, набранные из металлических блях, нашитых на сукно, закрывавшие круп, бока и грудь лошади), шли во второй-третьей шеренге и сражались мечами.

Историческая подлинность сюжетов и портретных характеристик в могольской миниатюре является одним из главных ее достоинств.

От поэзии к реализму

Во второй четверти XVII века в персидской миниатюре развивается анималистический жанр. Более того, персидская миниатюра, в том числе могольская, - едва ли не единственный вид живописи, разрабатывавший в это время строго иппологический жанр, а именно конский портрет. Надо заметить, на могольских миниатюрах изображения лошади, как и все остальное, отличаются свойственной этой школе реалистичностью: фигуры коней хоть и несут на себе отпечаток традиции, но гораздо более «приземленные», чем у персидских мастеров.

Ярким примером конского портрета является могольская миниатюра из собрания Британского музея, изображающая пегого жеребца по кличке Зафар Мубарак. Он стоит в богатом убранстве, в уздечке со своеобразным шпрунтом, хвост его выкрашен хной. Этот портрет часто называют «Янтарная голова» из-за рыжего пятна, занимающего всю голову коня. На его корпусе имеется отметина, которая в восточной традиции связывается со словом «зафар» - победа. Эту отметину можно видеть на многих портретах лошадей в могольской живописи. На ганаше у лошади стоит клеймо. О значении такого таврения мы узнаем из «Акбар-намэ», автор которой - придворный хронист Абу-ль Фади Аллами: «Для предотвращения подмены и устранения меток сомнительного права собственности одно время лошадям ставили клейма в виде слов (...), иногда в виде цифры (...). Каждой лошади, которая поступала к правительству, ставили клеймо на правом ганаше, а той, что была возвращена - на левой стороне. Иногда, в случае с иракскими или муджаннасскими лошадьми, ставится клеймо, указывающее цифрами цену, на правом ганаше...».

Порода «персидская миниатюрная»

Лошади с классических персидских миниатюр в реальной жизни, наверное, выглядели бы отнюдь не эталоном конской красоты: маленькая головка на тонкой длинной шее, тоненькие ножки и - очень массивное, «пышных форм» туловище с невероятно мощным округлым крупом. Однако в пространстве миниатюры, где каждая линия подчиняется особым законам и каждый жест имеет условный смысл, эти пропорции не кажутся странными, и художественный язык средневекового мастера прочитывается без труда. Легкость поступи, горделивость осанки, отвага, красота восточной лошади на этих маленьких шедеврах переданы очень выразительно.

Наверное, неправильно было бы искать в лошадях с персидских миниатюр черты какой-то определенной породы, да еще исходя из ее современного облика. Все-таки это некий стилизованный и идеализированный образ. Вероятно, пристрастные любители арабской лошади разглядят в этих изображениях характерные особенности экстерьера кохейланов и сиглави; в то же время на многих миниатюрах кони имеют длинные шеи с красивым изгибом, похожие на шеи ахалтекинцев, а кое-где можно найти даже характерный «туркменский» глаз. Однако с категоричными выводами спешить, наверное, все же не стоит.

В народных персидских сказках знатный и богатый человек характеризуется так - «у него полные конюшни арабских лошадей». Немало благородных коней приводились в средневековую Персию из арабских стран, и, надо сказать, арабская лошадь пользовалась на Востоке особым почитанием.

Впрочем, если мы обратимся к свидетельствам европейцев, посещавших Персию в XIX веке, то обнаружим присутствие в стране и сильное влияние обеих ценнейших восточных пород, арабской и туркменской: «Когда говорят «ширазская» лошадь, то это всегда означает, что она имеет примесь арабской крови; напротив, лошадь из провинции Хорасан всегда происходит от туркоманских (Туркменских. - Прим. авт.) лошадей».

Начиная с XV века изображенных на миниатюрах лошадей уже трудно назвать арабскими - растянутый корпус, длинная голова, лишь намек на гриву. Арабским остается только седло: тяжелое, глубокое, с высокими луками, непомерно разукрашенное. Конечно, изображения эти достаточно условны, но все же перед нами скорее среднеазиатский, «ахалтекинский» тип, возможно, ставший особенно популярным благодаря соратникам Тимура.

О пользе хны

Игра в поло. Монгольская миниатюра XVII века

Масть изображенных на миниатюрах лошадей в большинстве своем серая. Эта масть и сегодня характерна для арабской породы, а еще в XIX веке она была широко распространена и среди туркменских - ахалтекинских и иомудских лошадей. Стоит учесть и древнюю традицию - царю и победителю, да и просто благородному человеку пристало ездить на белом (то есть светло-сером) коне. Правда, в некоторых случаях масть лошади оговорена текстом, тут уж, как говорится, ничего не попишешь. Например, Рахш, конь Рустама - рыжий в яблоках: «по блеску - вода, по цвету - огонь»; конь Хосрова Шабдиз - вороной. Иногда встречаются и изображения буланых лошадей. Но все же серые явно преобладают.

С мастью, вернее, конской шерстью, связана одна любопытная деталь: примерно с XIII века в персидской миниатюре появляются изображения лошадей с выкрашенными хной ногами и хвостом. Востоковеды отмечают этот факт, но, увы, не объясняют его.

Известно, что хна обладает свойством укреплять структуру волос и ногтей (соответственно, и копытного рога). Но ни один ветеринарный трактат того времени не приводит подобного рецепта. Нет указаний на применение хны для укрепления ногтей и в «человеческой» медицине, например, у Авиценны. Так что следует предположить, что окрашивание лошадей хной имело другие причины. Например, «косметические».

Старые кавалеристы рассказывали, как после приезда высоких военных начальников расформировывались целые полки, ездившие на серых лошадях. А причина состояла в том, что серые лошади, полежав на далеко не всегда свежих опилках, желтели, приобретая неприглядный вид. Уродливые желтые пятна можно было отчистить лишь кашицей из древесного угля, и то с превеликим трудом. А ведь, как мы уже отмечали, большинство лошадей на персидских миниатюрах именно серой масти.

Благодаря «Поэме о скрытом смысле» Джеляльэддина Руми (XIII век), известного на Востоке не менее, чем Шекспир на Западе, мы можем на минуту заглянуть в персидскую конюшню:

«...Раз в стойла к скакунам, чью холили породу,

Попал осел, всю жизнь возивший воду.

...Давали им ячмень и грели пойло,

Просеянным песочком посыпали стойло...

И возроптал осел:

«Нет справедливости на белом свете!

Я сотворен, как кони эти.

Так почему же весь свой век недолгий

Я в хомуте хожу со сбитой холкой.

Тащу арбу, шагаю с брюхом впалым,

С больной спиной, исколотый стрекалом,

Меж тем как кони целый день,

Хоть и не возят воду, жрут ячмень?»

Но вдруг донесся зов трубы из дали,

И скакунов арабских мигом оседлали...

Ушло их много. Возвратилось мало.

К вернувшимся призвали коновала...»

(Перевод Н.Гребнева)

Итак, коням на Востоке «песочком посыпали стойло». И если уж опилки с их хорошей абсорбирующей способностью не спасали серых лошадей от пожелтения, то в каком состоянии должна была пребывать шерсть серых арабских скакунов от лежания на песке! А коней в шахских (и прочих) конюшнях несметное количество, и если конюх недоглядит и выведет под господина лошадь в грязных желтых пятнах, то имеются все основания думать, что до утра он не доживет. Каким образом можно бороться с этими пятнами? Чистить кашицей из угля и - красить лошадь хной.

Любопытно, что в могольской миниатюре мы встречаем изображения выкрашенных хной лошадей не только серой масти, а сама покраска захватывает не только ноги и хвост лошади, но доходит до половины ее корпуса.

Мода и традиция

В XIX веке живопись в западноевропейском стиле становится в Персии чрезвычайно популярной: европейские сюжеты, костюмы, меняется даже сама техника - живопись становится масляной. Возможно, эта мода связана с заграничными поездками, которые начинают совершать персидские правители. Но определенные детали восприятия жизни остаются неизменными. Например, на выполненной маслом большой картине из собрания Государственного Эрмитажа, изображающей смотр персидских войск, мы видим, что придворный, делающий доклад шаху, буквально распластался у ног его коня.

Эта неизменность обычаев перекочевывает даже в произведения европейских художников. В собрании Музея коневодства имеется конный портрет шаха Насира Аль-Дина кисти Н.Е.Сверчкова. Шах изображен в парадном мундире европейского образца - и в то же время в традиционном персидском головном уборе, украшенном огромным бриллиантовым эгретом. На его светло-серой лошади - золоченая восточная уздечка, роскошный, расшитый золотом чепрак, но что самое любопытное - хвост лошади выкрашен хной...

Шедевры со страниц старинных рукописных книг могут немало поведать внимательному исследователю. Но и для человека, далекого от искусства, откроется в персидской миниатюре нетленная красота, превращающая их в настоящий пир для очей.

Галина Иншакова