Имя Клодта известно практически всем, знает «в лицо» весь мир и его великолепнейшие творения. Клодтовские кони встречают приезжающих в Санкт-Петербург, а их копии установлены в Неаполе, Берлине и Москве. Знаменитое высказывание Николая I о том, что барон Клодт делает коней лучше жеребца, совершенно справедливо: скульптуры Клодта не просто очень точны анатомически - они словно дышат жизнью. Более того, его лошади красивы и экстерьерно правильны, но даже их «идеальность» не воспринимается как некая абстракция. Есть его произведения и в Музее коневодства при РГАУ-МСХА им. К. А. Тимирязева. И собиратель коллекции, коннозаводчик Я. И. Бутович не мог не посвятить Клодту в своей рукописи особую главу, отрывки из которой мы и представляем вниманию читателей.
Имя Клодта известно практически всем, знает «в лицо» весь мир и его великолепнейшие творения. Клодтовские кони встречают приезжающих в Санкт-Петербург, а их копии установлены в Неаполе, Берлине и Москве. Знаменитое высказывание Николая I о том, что барон Клодт делает коней лучше жеребца, совершенно справедливо: скульптуры Клодта не просто очень точны анатомически - они словно дышат жизнью. Более того, его лошади красивы и экстерьерно правильны, но даже их «идеальность» не воспринимается как некая абстракция. Есть его произведения и в Музее коневодства при РГАУ-МСХА им. К. А. Тимирязева. И собиратель коллекции, коннозаводчик Я. И. Бутович не мог не посвятить Клодту в своей рукописи особую главу, отрывки из которой мы и представляем вниманию читателей. Спонсор рубрики АО «Россельхозбанк» «Лошадь под попоной». Чугун, выс. 31 см Ни об одном русском художнике, ни об одном скульпторе нет столько материалов биографического и мемуарного характера, как о П.К.Клодте. Я объясняю это тем, что обаятельная, высокоталантливая, даровитая и вместе с тем оригинальная личность добряка, отличного семьянина и редкой души человека влекла к нему людей. (…) Клодт родился в Петербурге, но юность свою он провел в Сибири, в Омске, где служил его отец. Клодты были выходцами из прибалтийских губерний и принадлежали к почтенной баронской семье, однако же обедневшей и в этой своей ветви утратившей свое былое значение и славу. Петру Карловичу было суждено покрыть славное имя своих предков европейской известностью и сделать его популярным и дорогим для каждого образованного русского человека. (…) В юности будущего скульптора не было ничего замечательного: он рос как большинство того патриархального поколения, окруженный заботами родных, в тесном кругу семьи, любимый всеми за мягкий ровный характер. (…) В молодости он любил вырезывать из бумаги лошадок, но в семье никто не угадал его таланта, никто не предугадал в нем будущего скульптора и будущей знаменитости, и юношей он был предназначен для военной карьеры. Отец решил отдать его в артиллерийское училище, где требовалось меньше средств, Клодты были небогаты, и туда-то Петр Карлович и поступил в 1823 году. Из училища он был выпущен в артиллерию прапорщиком, но уже через год вышел по болезни в отставку с чином подпоручика и всецело посвятил себя искусству. Когда-то давно я читал об этом в «Новом времени», то же сообщение имеется в книге Булгакова «Наши художники» и, наконец, о том же говорил Н.А.Клодт – так что достоверность этого события в жизни молодого Клодта можно считать твердо установленной. А событие это следующее (цитирую по Булгакову): «В бытность свою в артиллерийском училище вырезал он как-то от скуки из простого березового полена небольшую лошадку, русскую добродушную клячу со стертыми боками и подарил ее малолетнему сыну Николая Ивановича Греча Алексею. Литературная компания, собиравшаяся у Греча, – Кукольник, Булгарин, Даль и другие – случайно обратили внимание на новую игрушку, с которой возился на полу маленький Греч. Взяли, рассмотрели поближе, пришли в решительный восторг от артистического исполнения. Кто делал? Оказалось, юнкер Петр Клодт. Литераторы доброго старого времени окончательно умилились, отняли лошадку у ребенка и тут же согласились разыграть ее «по-золотому» в лотерею, а на вырученные деньги купили талантливому юнкеру полный резной прибор. (…) С этих пор художник-самоучка уверенно и быстро пошел в гору». (…) Итак, выйдя в отставку, Клодт усердно занялся изучением и лепкой лошадей и в самом непродолжительном времени достиг действительно замечательных успехов. Именно в это время Николай I, этот выдающийся знаток лошади, по желанию которого Хреновской завод был куплен от графини Орловой-Чесменской в казну и стал общегосударственным достоянием, мечтавший также от слияния орловской и ростопчинской пород лошадей создать русскую чистокровную породу, обратил внимание на талант Клодта и стал ему покровительствовать. (…) Первым по времени значительным произведением Клодта была запряженная четверкой колесница для Невских триумфальных ворот. В 1838 году Клодт вылепил и отлил из бронзы колоссальную группу лошадей с возничим. Работа и отливка настолько удалась скульптору, что он был назначен заведующим литейной мастерской академии. Вскоре после этого П.К.Клодт по заказу Николая I исполнил своих знаменитых коней с человеческими фигурами для Аничковского моста, которые принесли скульптору не только всероссийскую, но и европейскую известность. В 1842 году эти группы были подарены Николаем I прусскому королю и поставлены перед дворцом в Берлине. В следующем году Клодтом были вновь исполнены те же группы и в 1846 году повторены для подарка неаполитанскому королю. (…) Клодт также принимал участие своими трудами при сооружении Исаакиевского собора, где ему принадлежат лепные работы на дверях. В это же время он работал над лучшим своим созданием, над памятником императору Николаю I, и к 1859 году закончил лепную статую Николая. Вскоре этот памятник вознесся на площади у Синего моста и по единодушному отзыву не только современников, но и потомков признан лучшим произведением Клодта, одним из лучших памятников Петербурга, мировым произведением монументальной скульптуры. В этом монументе Клодт, между прочим, разрешил труднейшую задачу – представил всадника, при строго кавалерийской посадке, на кровном коне, идущем курцгалопом, то есть укрепил колоссальную восьмиаршинную бронзовую массу на двух тонких задних ногах лошади! Я особенно ценю памятник Клодта еще и потому, что в этом своем произведении скульптору удалось не только дать верный портрет Николая, замечательное изображение верховой лошади – николаевского парадера, но и уловить дух эпохи: памятник в целом – это лучший и вернейший документ той эпохи, и остается порадоваться, что даже революция пощадила его. (…) Главнейшей заслугой Клодта является то, что он первый указал на необходимость изучения натуры и пошел по этому пути. Считают, что именно Клодт положил начало такому изучению. (…) Можно смело сказать, что до Клодта не существовало конной скульптуры в России и именно он положил ей начало. (…) Он вылепил огромное число лошадиных фигур, создал ряд первоклассных конских статуэток, и все позднейшие скульпторы, работавшие в этом жанре, были либо его учениками, либо его последователями. (…) Все эти работы чрезвычайно ценились знатоками и любителями, по ним изучали лошадь не одни художники, и эти модели можно было встретить (в особенности в гипсовых отливках) всюду. Они также украшали кабинеты и мастерские знаменитых коннозаводчиков и художников. (…) Клодт был величайшим знатоком лошади и знал ее в совершенстве. Клодт лепил лошадь во всех видах и положениях и так знал анатомию и природу лошади, что последние выходили из его рук как живые. Недаром же Николай I сказал, что Клодт делает лошадей лучше жеребца. Действительно, нельзя себе даже представить более идеальных лошадей, чем те, что выходили из творческих рук Клодта, и при этом он не был односторонен, не был трафаретен и никогда не повторялся, что мы можем и должны поставить в упрек другим, позднейшим скульпторам. (…) Мне приходилось слышать мнение, что Клодт идеализировал лошадь. Это отчасти, но только отчасти верно, вернее будет сказать, что Клодт жил в эпоху расцвета русского коннозаводства и лепил ту лошадь, которую имел перед своими глазами, а лошади тогда были так прекрасны, так хороши по себе и так близки к идеалу, что и модели Клодта отличались тем же. Как ни хороши были лошади Клодта в бронзе, но кто не видел его работ из дерева, тот не может себе даже представить, до чего могут быть хороши эти последние. Что бы ни говорили, но в бронзе во время отлива многое самое ценное и тонкое, что наложила рука великого скульптора на модель, утрачивается. Иное дело дерево. Здесь мы имеем произведение, вышедшее непосредственно из рук скульптора, его, так сказать, оригинальную работу, и эти последние – верх совершенства! Я видел двух лошадок из дерева работы Клодта и притом раскрашенных Сверчковым. Это было во время империалистической войны, их продавал Н. А. Клодт по поручению наследников после смерти одного из сыновей Петра Карловича. Он тоже был наследником и тоже был заинтересованным лицом. Всего было три фигурки: ездового верхом на гнедой лошади – просили 15 или 20 тысяч, буланый жеребец – просили 5000 р. (обе из дерева) и проект памятника Николаю I (из воска) был куплен Третьяковской галереей. Ездовой остался непроданным, так как цену находили высокой, буланую лошадь купил я. Не берусь описывать ездового и буланую лошадь, никогда ничего подобного по красоте, экспрессии, жизни и правде я не видел и, конечно, не увижу. Эти статуэтки нельзя даже и сравнивать с бронзовыми фигурами Клодта, и остается пожалеть, что Клодт так редко резал из дерева, предпочитая гипс и бронзу. (…) Кто видел работы из дерева, вышедшие из рук Клодта и не прошедшие через руки формовщиков и литейщиков, тот не захочет даже смотреть на остальные его работы. (…) И в заключение этих мемуарных отрывков укажу, что в «Русском Художественном листке» Тимма за 1844 года № 27 был помещен портрет-шарж Клодта с головой на туловище одной из лошадей Аничковского моста. Ни об одном русском художнике, ни об одном скульпторе нет столько материалов биографического и мемуарного характера, как о П.К.Клодте. Я объясняю это тем, что обаятельная, высокоталантливая, даровитая и вместе с тем оригинальная личность добряка, отличного семьянина и редкой души человека влекла к нему людей. (…) Клодт родился в Петербурге, но юность свою он провел в Сибири, в Омске, где служил его отец. Клодты были выходцами из прибалтийских губерний и принадлежали к почтенной баронской семье, однако же обедневшей и в этой своей ветви утратившей свое былое значение и славу. Петру Карловичу было суждено покрыть славное имя своих предков европейской известностью и сделать его популярным и дорогим для каждого образованного русского человека. (…) В юности будущего скульптора не было ничего замечательного: он рос как большинство того патриархального поколения, окруженный заботами родных, в тесном кругу семьи, любимый всеми за мягкий ровный характер. (…) В молодости он любил вырезывать из бумаги лошадок, но в семье никто не угадал его таланта, никто не предугадал в нем будущего скульптора и будущей знаменитости, и юношей он был предназначен для военной карьеры. Отец решил отдать его в артиллерийское училище, где требовалось меньше средств, Клодты были небогаты, и туда-то Петр Карлович и поступил в 1823 году. Из училища он был выпущен в артиллерию прапорщиком, но уже через год вышел по болезни в отставку с чином подпоручика и всецело посвятил себя искусству. Кони Клодта в Неаполе Кони Клодта в Берлине Когда-то давно я читал об этом в «Новом времени», то же сообщение имеется в книге Булгакова «Наши художники» и, наконец, о том же говорил Н.А.Клодт – так что достоверность этого события в жизни молодого Клодта можно считать твердо установленной. А событие это следующее (цитирую по Булгакову): «В бытность свою в артиллерийском училище вырезал он как-то от скуки из простого березового полена небольшую лошадку, русскую добродушную клячу со стертыми боками и подарил ее малолетнему сыну Николая Ивановича Греча Алексею. Литературная компания, собиравшаяся у Греча, – Кукольник, Булгарин, Даль и другие – случайно обратили внимание на новую игрушку, с которой возился на полу маленький Греч. Взяли, рассмотрели поближе, пришли в решительный восторг от артистического исполнения. Кто делал? Оказалось, юнкер Петр Клодт. Литераторы доброго старого времени окончательно умилились, отняли лошадку у ребенка и тут же согласились разыграть ее «по-золотому» в лотерею, а на вырученные деньги купили талантливому юнкеру полный резной прибор. (…) С этих пор художник-самоучка уверенно и быстро пошел в гору». (…) Итак, выйдя в отставку, Клодт усердно занялся изучением и лепкой лошадей и в самом непродолжительном времени достиг действительно замечательных успехов. Именно в это время Николай I, этот выдающийся знаток лошади, по желанию которого Хреновской завод был куплен от графини Орловой-Чесменской в казну и стал общегосударственным достоянием, мечтавший также от слияния орловской и ростопчинской пород лошадей создать русскую чистокровную породу, обратил внимание на талант Клодта и стал ему покровительствовать. (…) «Верховая лошадь». Бронза, выс. 43 см Первым по времени значительным произведением Клодта была запряженная четверкой колесница для Невских триумфальных ворот. В 1838 году Клодт вылепил и отлил из бронзы колоссальную группу лошадей с возничим. Работа и отливка настолько удалась скульптору, что он был назначен заведующим литейной мастерской академии. Вскоре после этого П.К.Клодт по заказу Николая I исполнил своих знаменитых коней с человеческими фигурами для Аничковского моста, которые принесли скульптору не только всероссийскую, но и европейскую известность. В 1842 году эти группы были подарены Николаем I прусскому королю и поставлены перед дворцом в Берлине. В следующем году Клодтом были вновь исполнены те же группы и в 1846 году повторены для подарка неаполитанскому королю. (…) Клодт также принимал участие своими трудами при сооружении Исаакиевского собора, где ему принадлежат лепные работы на дверях. В это же время он работал над лучшим своим созданием, над памятником императору Николаю I, и к 1859 году закончил лепную статую Николая. Вскоре этот памятник вознесся на площади у Синего моста и по единодушному отзыву не только современников, но и потомков признан лучшим произведением Клодта, одним из лучших памятников Петербурга, мировым произведением монументальной скульптуры. В этом монументе Клодт, между прочим, разрешил труднейшую задачу – представил всадника, при строго кавалерийской посадке, на кровном коне, идущем курцгалопом, то есть укрепил колоссальную восьмиаршинную бронзовую массу на двух тонких задних ногах лошади! Я особенно ценю памятник Клодта еще и потому, что в этом своем произведении скульптору удалось не только дать верный портрет Николая, замечательное изображение верховой лошади – николаевского парадера, но и уловить дух эпохи: памятник в целом – это лучший и вернейший документ той эпохи, и остается порадоваться, что даже революция пощадила его. (…) Памятник Николаю I на Исаакиевской площади. Открытка конца XIX века Главнейшей заслугой Клодта является то, что он первый указал на необходимость изучения натуры и пошел по этому пути. Считают, что именно Клодт положил начало такому изучению. (…) Можно смело сказать, что до Клодта не существовало конной скульптуры в России и именно он положил ей начало. (…) Он вылепил огромное число лошадиных фигур, создал ряд первоклассных конских статуэток, и все позднейшие скульпторы, работавшие в этом жанре, были либо его учениками, либо его последователями. (…) Все эти работы чрезвычайно ценились знатоками и любителями, по ним изучали лошадь не одни художники, и эти модели можно было встретить (в особенности в гипсовых отливках) всюду. Они также украшали кабинеты и мастерские знаменитых коннозаводчиков и художников. (…) Клодт был величайшим знатоком лошади и знал ее в совершенстве. Клодт лепил лошадь во всех видах и положениях и так знал анатомию и природу лошади, что последние выходили из его рук как живые. Недаром же Николай I сказал, что Клодт делает лошадей лучше жеребца. Действительно, нельзя себе даже представить более идеальных лошадей, чем те, что выходили из творческих рук Клодта, и при этом он не был односторонен, не был трафаретен и никогда не повторялся, что мы можем и должны поставить в упрек другим, позднейшим скульпторам. (…) Мне приходилось слышать мнение, что Клодт идеализировал лошадь. Это отчасти, но только отчасти верно, вернее будет сказать, что Клодт жил в эпоху расцвета русского коннозаводства и лепил ту лошадь, которую имел перед своими глазами, а лошади тогда были так прекрасны, так хороши по себе и так близки к идеалу, что и модели Клодта отличались тем же. Аничков мост в 50-х годах XIX века Как ни хороши были лошади Клодта в бронзе, но кто не видел его работ из дерева, тот не может себе даже представить, до чего могут быть хороши эти последние. Что бы ни говорили, но в бронзе во время отлива многое самое ценное и тонкое, что наложила рука великого скульптора на модель, утрачивается. Иное дело дерево. Здесь мы имеем произведение, вышедшее непосредственно из рук скульптора, его, так сказать, оригинальную работу, и эти последние – верх совершенства! Я видел двух лошадок из дерева работы Клодта и притом раскрашенных Сверчковым. Это было во время империалистической войны, их продавал Н. А. Клодт по поручению наследников после смерти одного из сыновей Петра Карловича. Он тоже был наследником и тоже был заинтересованным лицом. Всего было три фигурки: ездового верхом на гнедой лошади – просили 15 или 20 тысяч, буланый жеребец – просили 5000 р. (обе из дерева) и проект памятника Николаю I (из воска) был куплен Третьяковской галереей. Ездовой остался непроданным, так как цену находили высокой, буланую лошадь купил я. Не берусь описывать ездового и буланую лошадь, никогда ничего подобного по красоте, экспрессии, жизни и правде я не видел и, конечно, не увижу. Эти статуэтки нельзя даже и сравнивать с бронзовыми фигурами Клодта, и остается пожалеть, что Клодт так редко резал из дерева, предпочитая гипс и бронзу. (…) Кто видел работы из дерева, вышедшие из рук Клодта и не прошедшие через руки формовщиков и литейщиков, тот не захочет даже смотреть на остальные его работы. (…) И в заключение этих мемуарных отрывков укажу, что в «Русском Художественном листке» Тимма за 1844 года № 27 был помещен портрет-шарж Клодта с головой на туловище одной из лошадей Аничковского моста. Эта уникальная акварель, хранящаяся в Музее коневодства РГАУ МСХА им. К. А. Тимирязева, публикуется впервые, и благодаря ей Петр Карлович Клодт предстает перед нами не только как гениальный скульптор, но и как настоящий мастер кисти. Картина изображает кобылу Экзекютрис, принадлежавшую Александру II: будучи еще наследником престола, он держал скаковую конюшню. Правда, Александру пришлось эту конюшню закрыть, так как его лошади постоянно выигрывали, и это вызывало нарекания других охотников. Вот что пишет о портрете Экзекютрис Я.И.Бутович: «Я раскопал, в буквальном смысле этого слова, клодтовскую акварель, ибо ее, как это ни странно, М. И. Сверчкова не ценила, и она у нее стояла за сундуком вместе с кое-каким хламом. Когда я ее извлек оттуда, стер с нее пыль и увидел, какая драгоценность в моих руках, я боялся только одного – что мне не удастся ее купить. Однако мне ее охотно уступили, чему я был несказанно рад. Судя по надписи, хорошо сохранившейся, Экзекютрис нарисована Клодтом, а жокей Скеф – А. П. Брюлловым (архитектор, художник, брат Карла Павловича Брюллова. – Прим. ред.)».
|